Несмотря на мои отчаянные попытки казаться весёлым и невозмутимым, Учитель с первого взгляда распознал во мне чёрную вселенскую грусть.
—Ты похож на ребёнка, который, развернув конфеты, обнаружил там дохлую мышь, — прокомментировал он. — Что же ввергло тебя в столь мрачное состояние человека, познавшего горький вкус изнанки жизни?
Я попытался улыбнуться и пошутить в ответ, но улыбка вышла натянутой. Втайне стыдясь неспособности контролировать собственные чувства, я рассказал Ли об увиденном.
Некоторое время Учитель молчал, бросая на меня короткие взгляды, и я понимал, как его забавляет наблюдение за моей безнадёжной борьбой с собственной печалью.
— Не нужно бороться, нужно осознавать, — наконец произнёс он. — Бороться с собой — самое бессмысленное занятие, которое только можно придумать.
— Я просто пытаюсь контролировать свои эмоции, — стал оправдываться я.
— Борясь с собой ты не улучшишь своего настроения. Эмоции нужно использовать, истощать и перенаправлять. Когда ты чувствуешь, ты не осознаёшь. Когда ты осознаёшь, ты не чувствуешь. Просто перейди к осознанию. Тогда ты сможешь выбрать ту эмоцию, которая тебе нужна, без всякой внутренней борьбы.
—Что ты имеешь в виду? — спросил я.
—Я расскажу тебе древнюю притчу “Спокойных”, — сказал Ли. — Это притча о пяти лекарствах.
В давние времена в одном торговом городе жил чиновник. Однажды, когда он проходил по рыночной площади, к нему подошёл какой-то оборванец, и, выкрикнув бранные слова, плюнул в лицо чиновнику и убежал. Не вынес чиновник позора и заболел. Так бы и умер бедняга, но его друзья послали за лекарем, который славился своим умением исцелять душевные раны.
Лекарь дал больному пять лекарств и велел каждую ночь, просыпаясь в назначенный час, принимать одно из них.
Настала ночь. Принял чиновник первое лекарство, и приснилась ему рыночная площадь и то, как оборванец плюнул ему в лицо. От нестерпимого унижения и позора страшно закричал больной и проснулся.
На следующую ночь принял он второе лекарство и снова увидел тот же самый сон. но вместо позора он ощутил леденящий душу страх.
Тот же сон приснился чиновнику и на третью ночь, но ни страха ни позора уже не было, а охватила его глубокая печаль.
Удивился чиновник, но решил следовать указаниям лекаря до конца, и на следующую ночь выпил четвёртое лекарство. Конечно же, он снова увидел тот же самый сон, но этот сон уже не был таким мучительным, как в предыдущие ночи, и ощутил чиновник только чувство лёгкого удивления.
На пятую ночь, неожиданно для себя самого, чиновник испытал радость. Не зная, что и думать, он поднялся с кровати и незамедлительно отправился к лекарю за советом и новыми лекарствами.
— Что ты почувствовал после приёма моих снадобий? — спросил целитель.
— Все ночи мне снился один и тот же сон о том. как оборванец плюнул в меня. — ответил чиновник, — но каждую ночь этот сон вызывал у меня новое чувство: я испытывал то позор, то страх, то печаль, то удивление. А в последнюю ночь я ощутил радость и испытываю её до сих пор. Теперь я растерян и не понимаю, что же я должен чувствовать на самом деле?
Услышав слова чиновника, засмеялся лекарь и сказал:
— Неважно, что с тобой произошло, если ты можешь относиться к случившемуся так, как считаешь нужным. Ведь только от твоего выбора зависит, будешь ли ты радоваться или огорчаться по любому поводу. Что же касается плевка в лицо, то мудрый человек просто не обратил бы на него внимания, тем более, что обидчик твой—сумасшедший, и его плевок не более оскорбителен для тебя, чем порыв ветра, запорошивший пылью твои глаза...
Небо было хмурым и пасмурным. Резкий пронизывающий ветер шелестел в кронах деревьев. Весенний день казался таким же унылым и печальным, как и моё настроение. И вдруг всё вокруг преобразилось, заиграв новыми красками. Свинцовая рябь на поверхности водохранилища превратилась в восхитительную игру волн, света и тени. Наполняющая душу грусть исчезла, и на смену ей пришло переполнившее меня до краёв ощущение счастья.
Впервые я осознал возможность выбора своей судьбы. Мне стало ясно, что даже когда обстоятельства складываются не так, как бы мне хотелось, у меня всё равно остаётся выбор. Я мог выбирать свою собственную реакцию на ситуацию, и становиться грустным или радостным, спокойным или злым, испуганным или агрессивным, и этот выбор мог быть осознанным, а не автоматическим.
Сами по себе события были нейтральны. Их делала плохими или хорошими, ужасающими или прекрасными лишь моя интерпретация этих событий. Но эту интерпретацию я мог выбирать из бесконечного числа возможных и даже иногда противоречащих друг другу вариантов.
Глядя на страдания других людей я мог чувствовать себя несчастным из-за жестокого и несправедливого устройства мира, но, с другой стороны, я мог радоваться тому, что чаша сия меня миновала, и что, благодаря своей силе и уму, я в подавляющем большинстве случаев могу избежать участи сделаться жертвой обстоятельств или чьей-то злой воли.
Я понял, что, следуя учению “Спокойных”, мне будет гораздо легче выживать в обществе, избегая тяжёлых и безжалостных жерновов социалистической системы, перемалывающих людские судьбы. Как бы ни сложилась в дальнейшем моя судьба, я не стану безропотным рабом
государства, как те женщины на поле.
— Вот теперь ты в порядке, — усмехнулся Ли. — Осознание помогло тебе перейти от естественных для тебя чувств к мироощущению воинов жизни. От природы у тебя доброе сердце. Ты относишься к людям с любовью и уважением. Ты умеешь сочувствовать им. Это прекрасные качества, но они имеют и обратную сторону, таящую в себе опасность в первую очередь для тебя самого.
Жалость, боль или ярость, которые ты испытываешь при виде жестокости и несправедливости подтачивают твой организм, ослабляют и разрушают тебя. Люди реагируют по-разному на несправедливое, с их точки зрения, устройство общества. Одни из них пытаются изменить мир и становятся революционерами, принося с собой новую жестокость и несправедливость.
Другие становятся монахами или отшельниками, уходя от мира с его жестокостью и несправедливостью и поощряя жестокость и несправедливость своей пассивностью. Между этими двумя полюсами есть много других вариантов.
“Спокойные” выбирают срединный путь. Они живут в этом мире таким образом, чтобы зло и жестокость по мере возможности не затрагивали их.и, сохраняя в своей душе счастье и спокойствие, стараются не причинять вреда другим. В то же время они не стремятся изменить мир и искоренить жестокость и несправедливость, поскольку борьба с ними означала бы всего
лишь бессмысленную войну, никогда не приходящую к концу. Жизнь срединного пути — нелёгкое искусство, но оно стоит того. чтобы его изучить.
— Ты уже много раз говорил мне об этом. — сказал я. — Мне кажется, что я не забываю о твоих словах и стараюсь им следовать, но, к сожалению, это не всегда получается. Иногда у меня возникает странное состояние раздвоенности, когда мой ум подсказывает мне одно решение, близкое к тому. которое, по моему мнению, мог бы принять ты, сердце мне говорит совсем о другом, и, в то же время я понимаю, что правильный выбор может оказаться совсем иным, но каким — я не представляю.
— Так и должно быть, — ответил Ли. — Если бы ты мог следовать всем моим рекомендациям, ты был бы таким же, как я. Следуя моим советам ты пока только вполне искренне пытаешься подчиниться моему авторитету, но мой жизненный опыт или опыт “Спокойных” пока ещё не стал твоим жизненным опытом, поэтому даже если ты стараешься действовать в соответствии с мировоззрением воинов жизни, твоя душа пока ещё не принимает этот способ действия и осознания, отторгая его, как организм отторгает имплантированную ему чужеродную ткань.
Только со временем, когда на уровне своих самых глубинных эмоциональных откликов ты осознаешь, что выбранный тобой способ поведения и реагирования на ситуацию действительно приносит наибольшую пользу тебе и даже окружающим тебя людям, раздвоенность, сомнения и грусть оставят тебя.
Сейчас ты находишься в замешательстве, двойственным образом реагируя на возникающие ситуации. Иногда ты умеешь интерпретировать события так, как это делают воины жизни, но на эмоциональном уровне ты пока не избавился от своих прежних автоматических и стереотипных интерпретаций. Эта раздвоенность и есть состояние замешательства, характерное для переходного периода от одного состояния к другому, от европейского восприятия мира к мировоззрению Спокойных”. Тебя можно сравнить, хотя в природе такое и невозможно, с гусеницей, наполовину превратившейся в бабочку, а наполовину оставшейся гусеницей. Обычные гусеницы не знают, что они превратятся в бабочек, а бабочки не помнят, что когда-то они были гусеницами.
Представь себе, что гусеница и бабочка встретились, подружились и стали беседовать о жизни. Гусеница рассказывала бы, как прекрасно медленно и спокойно переползать с ветки на ветку, питаясь сочными зелёными листьями, а бабочка возражала бы ей, что всё это глупости, и что единственное стоящее занятие в жизни — порхать с цветка на цветок, погружая свой хоботок в ароматный нектар и купаясь в цветочной пыльце.
Конечно, так могли бы разговаривать лишь гусеница и бабочка с низким интеллектуальным уровнем. Если бы они обе закончили университет, то бабочка признала бы. что для гусеницы действительно больше подходит ползание по листьям. а гусеница понимала бы, что бабочкам больше пристало легкомысленно порхать среди цветов, но обе в глубине души жалели бы собеседницу за слишком примитивное и ограниченное восприятие мира.
Тебе, как гибриду гусеницы и бабочки были бы чужды проявления как одной, так и другой стороны, и ты постоянно находился бы в замешательстве, не зная. какой образ мыслей и действий можно считать более верным.
Когда ты окончательно превратишься в бабочку с высшим образованием, то есть в воина жизни, ты перестанешь испытывать замешательство, и, находя множество интерпретаций для каждой ситуации, ты научишься мгновенно и безошибочно выбирать из них ту, которая наилучшим образом подходит к ней. В свете открывающихся перед тобой бесконечных возможностей интерпретирования, самые обычные вещи начнут доставлять тебе гораздо большее наслаждение, чем прежде, потому что ты будешь получать от них гораздо больший потенциал и заряд энергии, чем прежде, когда твой набор реакций был ограниченным и стереотипным.
— Скорее бы мне превратиться в бабочку с университетским образованием, — заметил я. — Я как-то не определял своё состояние словом “замешательство”, но теперь я понимаю, что ты совершенно прав в оценке моего, ставшего почти хроническим состояния. Я недавно прочитал одну притчу, которая также привела меня в состояние полного замешательства. Эта притча так красива, что мне жаль, что её придумали не “Спокойные”. Можно, я расскажу тебе её?
— Конечно. — ответил Ли.
— Это даже не притча, а легенда о завещании царя Давида царю Соломону. — начал я.
— Когда пришло время умирать царю Давиду, призвал он к себе своего сына, будущего царя Соломона.
—Ты уже успел объездить много стран, встречался с разными людьми, — сказал Давид. — Какое у тебя сложилось мнение о мире?
—О мире у меня мнение скверное, — отвечал Соломон. — Везде, где бы я ни был, царят несправедливость, глупость, зло и несчастье. Я не знаю, почему так устроен мир, но хочу всю свою жизнь посвятить борьбе за справедливость, мудрость, добро и счастье.
— Но чтобы бороться за всё это, нужно знать, что оно из себя представляет. Есть ли у тебя это знание?
— Такого знания у меня нет.
—Тогда слушай внимательно то, что я тебе расскажу. Давным-давно, когда мир был ещё молодой, населял землю один-единственный народ, и управлял этим народом единый Правитель, и было у Правителя четверо сыновей — Наследников.
Когда Правитель понял, что умирает, он призвал к себе Наследников и завещал им нести людям справедливость, мудрость, добро и счастье. Так же, как и у тебя, у Наследников не было знания о том, что такое справедливость, что такое мудрость, что такое добро и что такое счастье.
—И тогда Правитель дал им это знание? — спросил Соломон.
—Да. Он велел Наследникам хорошо запомнить следующее.
Несправедливость возникает из-за того, что человек относится к миру со своими симпатиями и антипатиями, которые мешают смотреть на мир объективно и беспристрастно.
Чтобы стать справедливым, человек должен избавиться от их власти. А для этого он должен всегда поступать так, как если бы мир существовал, а человек не существовал. Человек справедлив только тогда, когда он смотрит на бытие мира из своего небытия. “Мир существует, а я не существую" — только этот принцип может быть основанием справедливых мыслей и действий.
Глупость возникает из-за того, что человек, зная лишь ничтожную часть сложного и многообразного мира. переносит это своё знание на то, что ему неведомо. Невозможно вычерпать безбрежное море неведомого, поэтому мудрости не достичь, стремясь к расширению своих знаний. Расширяя знания, можно перейти лишь от большей глупости к меньшей. Мудр тот человек, который ищет истины не в мире, а в самом себе. “Существую я. а мир не существует” — это принцип, которому следует всякий мудрец.
Зло возникает из-за того, что человек противопоставляет себя миру, стремится достичь своих целей, вмешиваясь в естественный ход событий и подчиняя их своей воле. Чем больше человек стремится господствовать над миром, тем больше мир сопротивляется этому, и зло порождает зло.
Добр тот человек, который стремится не к господству, а к тому, чтобы действовать сообразно существующему в мире порядку. “Мир существует и я существую, но я стремлюсь не противопоставить себя миру. а раствориться в нём” — этот принцип является основой любых добрых поступков.
Несчастье возникает из-за того, что человеку чего-то не хватает, и, чем большего ему не хватает, тем более он несчастен. А так как человеку всегда чего-то не хватает, то, двигаясь по пути обладания, человек может лишь перейти от большего несчастья к меньшему. Счастлив тот человек, внутри которого весь мир, и поэтому ему не может чего-либо не хватать.
“Мир существует и я существую, причём весь мир растворён во мне”—вот формула счастья.
Когда Правитель умер, Наследники, обнаружив, что формулы справедливости, мудрости, добра и счастья противоречат друг другу, решили поступить следующим образом. Они разделили народ на четыре равные части, и каждый наследник стал управлять своей частью и нести людям либо справедливость, либо мудрость, либо добро, либо счастье.
В результате возник Справедливый Народ, Мудрый Народ, Добрый Народ и Счастливый Народ.
Прошло время, Наследники умерли, и Народы перемешались. Справедливые люди знали только то, что такое справедливость, но не знали того. что такое мудрость, добро и счастье. Поэтому справедливые люди несли в мир глупость, зло и несчастье, мудрые люди несли в мир несправедливость, зло и несчастье, добрые люди несли в мир несправедливость, глупость и несчастье, счастливые люди несли в мир несправедливость, глупость и зло.
Поэтому ты, Соломон, и обнаружил в мире царство несправедливости, глупости, зла и несчастья.
— Я всё понял, — сказал Соломон. — Наследники Правителя сделали ошибку: надо было бы всех людей научить всему сразу — и справедливости, и мудрости, и добру и счастью. Я не повторю их ошибку и буду нести в мир все эти добродетели не по отдельности, а вместе.
— Но ты забываешь, Соломон, что мир необратимо изменился: нет уже ни единого народа, ни единого Правителя. Кроме того, несправедливость, глупость, зло и несчастье породили страх, и поэтому, даже победив эти пороки, ты не сможешь искоренить страх.
— Чтобы искоренить страх, я должен быть бесстрашен? Но что такое бесстрашие?
—Разные люди боятся разного, но все страхи сводятся к двум типам: в радости люди боятся смерти, а в печали боятся бессмертия. Поэтому бесстрашен тот. кто знает цену и радостям и печалям, а поэтому не боится ни смерти, ни бессмертия.
Давно жил царь Соломон, но люди помнят его. Его называли и справедливым, и мудрым, и добрым, и счастливым. Но он был таким потому, что поднялся над этими добродетелями, обретя более высокую: он был бесстрашен...
— Не удивительно, что эта притча очаровала тебя. — усмехнулся Учитель. — Как всякий европеец, склонный к заумным рассуждениям, ты, как от наркотиков, ловишь кайф от нетривиальных интеллектуальных построений, даже если они по сути ничего в себе не несут, а твоё интеллектуальное и эмоциональное замешательство похожи на ощущения пьяницы после третьей рюмки — голова ещё не болит, но уже приятно кружится.
—Тебе не понравилась притча? — слегка обиженно спросил я.
—Дело не в том, понравилась она мне или нет, а в том, что каждый из нас находит в ней. Это интересная притча, но для меня она представляет интерес совсем не в том плане, в каком она привлекает тебя.
—А что, по твоему мнению, меня в ней привлекает? — поинтересовался я.
— Это очевидно, — пожал плечами Ли. — С детства ты впитал в себя идеалы доброты и справедливости. Ты всегда мечтал быть мудрым, добрым, справедливым и счастливым, но на самом деле ты никогда не задумывался о том, что же такое доброта, справедливость, мудрость и счастье.
Интуитивно ты имел о них представление, но чёткой интеллектуальной концепции у тебя пока не было, и, более того. тебе никогда не приходило в голову, что доброта, справедливость, мудрость и счастье по своим определениям могут противоречить друг другу и даже производить впечатление несовместимых понятий.
Поскольку в глубине души ты продолжаешь считать себя умнее других, ты втайне надеешься, что на основе этой притчи тебе удастся изобрести рецепт того, как интегрировать в единое целое эти четыре абстрактных понятия, и с помощью этого гениального озарения облагодетельствовать человечество. Но поскольку адекватной интеллектуальной формулировки гармоничного слияния добра, справедливости, мудрости и счастья пока тебе придумать не удаётся, ты пребываешь в состоянии приятного замешательства и эйфорического ощущения того. что на тебя вот-вот снизойдёт великое озарение. Кроме того, очевидно, что ты мысленно отождествляешь себя с царём Соломоном, и тебя неотвратимо притягивает слово “бесстрашие”.
Любой мальчишка, начинающий изучать боевые искусства мечтает быть бесстрашным и непобедимым. Но слово “бесстрашие” только звучит красиво.
Я уже говорил тебе о том, что каждая медаль имеет две стороны. К сожалению, другая сторона бесстрашия—это невежество и глупость.
Я покраснел. Слова Учителя попали в самую точку. Хотя мне стыдно было в этом признаться, но в оценке моих скрытых мотивов он оказался совершенно прав.
Ли откровенно веселился, наблюдая за спектром эмоций, отражающихся на моём лице.
—Уверен, что ты обожаешь парадоксы, — безапелляционно заявил он. — Парадоксы имеют свойство вызывать у людей. чей ум находится на стадии развития чуть более высокой, чем у одноклеточных существ, состояние приятного эйфорического замешательства, когда им кажется, что они вот-вот проникнут в суть тайны, которая на самом деле окажется очень простой. Но время идёт, этого не происходит, и в зависимости от характера человека, эйфория сменяется или ощущением того, что тебя обманули, или подсознательной потерей уверенности в собственных силах, или мудрым осознание того, что парадокс есть парадокс и он так и останется парадоксом на вечные времена.
—А как ты воспринимаешь эту притчу? — спросил я.
— Эта притча полезна тем, что она допускает множество толкований, и осознание каждого нового её толкования может дать ученику расширение его мироосознания. Многие восприняли бы её так же, как и ты, зачарованные расплывчатыми, но красивыми определениями мудрости, справедливости, добра и счастья. Возможно через некоторое время им удалось бы понять, что эти определения, такие привлекательные для ума, на самом деле неверны, то есть относятся к ложному знанию. С такой точки зрения притча теряет своё очарование и становится просто приятной, но бесполезной игрушкой.
Ещё один вариант понимания притчи — считать, что определения, представленные в притче, более или менее отражают истину, но рекомендация, данная в конце Давидом Соломону, — быть бесстрашным, — нечто из уже совсем другой оперы. Вывод же притчи о том, что бесстрашие более высокая добродетель, чем мудрость, справедливость, доброта и счастье кажется просто абсурдным, но при первоначальном прочтении притчи этого обычно не замечают, теряя суть за фасадом красивых слов. Тот же эффект производят фокусники, когда серией заранее продуманных жестов и слов они отвлекают внимание зрителей от своих главных манипуляций. Если ты хорошенько подумаешь, то сам сможешь обнаружить в этой легенде огромное количество всевозможных смысловых пластов и интерпретаций.
Меня снова охватила лёгкая грусть. Мне захотелось видеть мир так же, как Ли, охватывая наибольшее количество граней и оттенков событий и явлений, а потом я понял бессмысленность этой грусти и рассмеялся.
— Знаешь, кажется я уже понемногу перестаю расстраиваться от собственной глупости, — весело сказал я.
Ли высоко поднял брови в жесте притворного изумления.
— Неужели? А я вот от неё просто-таки получаю удовольствие, — с широкой улыбкой произнёс он.
(Медведева Ирина, Медведев Александр – Обучение у воды. Путь Шоу-Дао. Книга 2, фрагмент 7 главы)
Комментариев нет:
Отправить комментарий